В условиях, когда главным мегатрендом современных международных отношений являются перелеты целых клиньев «черных лебедей» (эпитет, введенный в употребление американским исследователем Нассимом Талебом, подразумевающий неожиданное явление, которое полностью изменяет ожидавшийся ход событий), то и дело возникающих на горизонте современных международных отношений, анализ и прогнозирование приобретают особую степень актуальности.
Общемировой рост конфликтогенности
Искусственно выстроенные протосистемы безопасности на Ближнем Востоке (ССГАПЗ, ЛАГ) и африканском континенте (ОПОБ САДК, военные и гуманитарные операции Франции в Центральной и Западной Африке) не справляются с объемом вызовов, в одиночку государства также оказываются бессильны перед растущим социальным протестом. Процессы, описанные теорией изоляционизма (обострение интереса к локальным отличиям, сепаратизм, откат к исконно-историческим культурным традициям), свидетельствуют о том, что в каждом регионе мира существует вероятность реализации антигосударственных сценариев.
Благодаря финансово-популяризаторскому взрыву исламистских настроений центральная социально-политическая повестка недовольных масс подменяется исламистской. Подтасовка понятий трансформирует конфликт из политического противостояния в область идеологического, многократно снижая шансы на мирное урегулирование – характерны примеры сращивания криминала с радикальными религиозными группировками в странах Центральной Азии, в Афганистане, на Ближнем Востоке.
Зона нестабильности начинает дрейфовать в сторону Евразии – происходит накопление критической массы конфликтного потенциала в Центральной Азии, показательно беспрецедентное расширение криминогенных зон на страны ЕС.
Сохраняя здравый скепсис относительно непременной реализации сценария «центральноазиатского возрождения», которого многие эксперты ждут с минуты на минуту уже почти четверть века, порох надо держать сухим, поскольку переход к этапу эскалации может быть молниеносным. Мятеж генерала А. Назарзоды в Таджикистане, активизация террористических формирований на юге Казахстана, множественные столкновения в приграничных зонах (Чаласарт, Ош, Чорсу и т.д.), случаи ликвидации террористической ячеек ИДУ, «Хизб ут-Тахрир» уже непосредственно на территории страны свидетельствуют о том, Россия рискует получить условный «Афганистан» на южных границах. Учитывая количество рабочих-иммигрантов из региона в РФ и число боевиков отправившихся на «войну с неверными» в Сирию и Ирак, катализируемое рецессией российской экономики, Центрально-Азиатский регион вызывает интерес совершенно неакадемический.
Кроме очевидных угроз совершения терактов в приграничной зоне и на территории России, усиление потока наркотрафика (зачастую источником самофинансирования радикалов выступает контроль над узловыми точками трафика афганских наркотиков), «центральноазиатская весна» при выходе на максимальные мощности нанесут непоправимый ущерб региональным проектам интеграции, в реализации которых Москва весьма заинтересована.
В данном контексте гармонизация ситуации в регионе для Российской Федерации должна выступать проекцией внутригосударственной политики борьбы с террором и защиты своего экономического функционала.
Данное направление внешнеполитических устремлений Москвы предоставляет перспективное поле для работы с Пекином в области обеспечения безопасности. Несмотря на общую тенденцию КНР воздерживаться от подобных сфер взаимодействия, эскалация «центральноазиатского возрождения» идет вразрез с базовыми интересами страны. Она не только нивелирует усилия Китая по диверсификации своего топливного портфеля (строительство и эксплуатация линии D газопровода ЦАК потеряет большую часть экономической привлекательности в случае дестабилизации СУАР, что неминуемо произойдет при взрывном расширении зон радикализации), но и переводит инвестиции в государства региона (инфраструктурные проекты, добывающая промышленность) в категорию спекуляций.
Тенденция к выстраиванию трансграничных (макро)региональных пространств получает свое второе воплощение, несмотря на встречные потоки глобализации и усиление эмансипационных настроений среди региональных лидеров. Универсальные механизмы регулирования от МВФ и до ВТО теряют свое первоначальное значение, их главной функцией становится обеспечение скорее номинальной, чем реальной страховки при нарушении обязательств со стороны партнеров. Статус крупнейших мировых организаций также обеспечивает имиджевую поддержку странам-членам, закрепляется условный переход руководства присоединившейся страны из маргиналов в разряд «рукопожатных». Однако эксклюзивные преимущества, гарантируемые в рамках региональных и макрорегиональных сообществ (Новый банк развития БРИКС, Азиатский банк развития, проекты ЭПШП, ТТП и ТТИП), радикально повышают их значимость среди традиционных игроков на международной арене.
Несмотря на то, что картина сильно изменилась со времен холодной войны, базовый концепт системы фрагментации экономического управления остался тем же – инициатива исходит от влиятельных государств, а малые державы учатся «торговать частями суверенитета» каждый раз на все более выгодных для себя условиях. В этом контексте весьма характерным представляется пример комплекса прав и обязанностей, прописанный в договоре об учреждении ЕАЭС, где все страны-члены имеют равный вес в процедуре принятия решений вне зависимости от размера их экономики, количества населения.
Прямые иностранные инвестиции или беспроцентные кредиты вместе с обнулением таможенных ставок на интересующие категории товаров – это дорога с двусторонним движением. Одни через систему макрорегиональных организаций привязывают к себе рынок потребления своего партнера, пытаясь застраховать себя от появления соперника в стратегически важном зарубежье, другие – получают ресурсы необходимые для роста производственных мощностей.
Тем, кто готов замечать, история показывает – чем выше пик кризиса, тем больший за ним последует откат в сторону прагматизма. В этом смысле, риски ухудшения ситуации в области экологической безопасности способны катализировать полезные процессы. На данном поле просматриваются два долгосрочных сценария: первый – поддерживаемое международным капиталом профильное ученое сообщество занимается разработкой новых доступных энерго/ресурсосберегающих технологий, позволяющих избежать деградации окружающей среды; второй – нехватка питьевой воды/таяние ледников/отравление воздуха, почв и т. д. ставят под угрозу выживание критической доли населения. Последнее будет значить, что оставаться у власти лидеры государств смогут только при наличии конкретных успехов в решении проблем подобного толка.
Таким образом, либо постепенно вызревают и затем оглушительно взрываются конфликты подобные судано-эфиопско-египетскому вокруг гидроузла «Возрождение» на голубом Ниле, либо международное сообщество активно вовлекается в их урегулирование, а проактивная кооперация запустит концепцию «успех порождает успех» и на полях условного Парижского саммита смогут лично обсудить животрепещущий вопрос те, кому встреча за пределами многостороннего формата может стоить электората. Сегодня близкую картину мы можем наблюдать на полях форума G20.
Рассуждая через призму формирования позитивной повестки дня, России давно стоит выступить со знаковой инициативой – включением моря Росса в зону заповедных охраняемых районов. Для этого требуется превозмочь влияние лобби «добытчиков антарктического клыкача», всё же имидж защитника общечеловеческого наследия в международном масштабе стоит коммерческих интересов отдельной весьма узкой группы браконьеров.
Это особенно актуально еще и в силу того факта, что великие и региональные державы не устают демонстрировать то, как представления о политической целесообразности берут верх над экономическими последствиями каждого конкретного шага в сторону от приобретения хозяйственных выгод к удовлетворению национальной гордости.
Следующей характерной чертой современного миропорядка выступает ускорение темпов развития, на которых существуют современные международные отношения. Бюрократические препоны в государственном аппарате, ориентация на догматичные конструкции и опыт прошлых лет в научном сообществе требуют максимальной адаптивности от лиц, принимающих решения. Поскольку кардинальная смена ранее устойчивых матриц происходит быстрее, чем вырабатываются устойчивые стратегии по их использованию. Например, остаются открытыми вопросы – вернемся ли мы к явлению «петроагрессии» при существующих факторах влияния на нефтяные котировки? Насколько популярной по сравнению с «гибридными войнами» и «войнами по доверенности» окажется концепция классической межгосударственной войны (с объявлением своих намерений и полномасштабным участием в боевых действиях официальных вооруженных сил).
Незыблемой остается лишь категория имиджа на международной арене. Европейские и американские коллеги при обсуждении причин существующего кризиса в отношениях между Российской Федерацией и западными государствами непременно упоминают фактор – «нехватки доверия» (lack of trust). Данная категория сегодня простирается далеко за рамки классической дипломатии с «джентльменскими соглашениями», в нынешних условиях она экстраполируется на все виды межгосударственного взаимодействия.
Короткий путь к выработке доверительных отношений между странами пролегает через долгосрочное партнерство на максимально допустимых (для каждого контрпартнера существует индивидуальная степень вовлеченности) интеграционных оборотах. Показательным на общем фоне декларируемой «политической изоляции» является переход на новую ступень военно-технического сотрудничества между Россией и Индией – от повседневной практики контрактной торговли и не менее распространённого лицензионного производства к совместному созданию нового продукта – СП «BrahMos Aerospace», атомной подводной лодки «Арихант». Умение найти свою уникальную нишу на растущем и исторически не закрепленном за Россией рынке – однозначный сигнал всему международному сообществу.
Крупные сделки на рынке вооружений подразумевают долгосрочное партнерство, поскольку техника подобного уровня всегда требует сопроводительных контрактов на обслуживание, обучение пользованию, дополнительную закупку необходимых запчастей. Таким образом, ваш торговый партнер должен быть уверен, что контакты не будут оборваны, как только его конкурент предложит гипотетически более выгодные условия за эксклюзив.
Среди развивающихся стран верность своим обязательствам особо ценится, когда геополитический конкурент делает вашему союзнику предложения с обязанностями, которые в стандартизированном контракте не прописывают. Так, среди государственных деятелей и экспертного сообщества диаметрально противоположные оценки получают случаи, подобные резкой смене лояльности французского правительства по отношению к администрации М. Каддафи, после тщательной работы катарских агентов влияния по данному направлению и реакция российского руководства на предложения представителей Королевства Саудовской Аравии о масштабных инвестициях в экономику РФ в обмен на прекращение поддержки президента Б. Асада.
Ситуативным союзам и конъюнктурному подходу Россия должна противопоставить четкое стратегическое понимание своих базовых устремлений. Высшее проявление гибкости в политике – четкое понимание роли каждого элемента на среднесрочном прогностическом отрезке и выстраивание взаимодействия с ним, исходя из этого концептуального понимания.
Логика международных отношений подталкивает Москву на принятие груза ответственности по «второму пороховому погребу Европы», естественно, по итогам кампании страна планирует извлечь для себя определенные дивиденды. Важнейшими задачами плана минимум являются: недопущение дальнейшего неконтролируемого усиления радикальных организаций (в том числе через поддержку светских режимов), сохранение политической карты региона в существующих границах, укрепление позиций в средиземноморье.
В погоне за достижением данных результатов существует риск вовлечения в самовоспроизводящуюся модель поведения, когда логика предыдущих действий вынуждает двигаться в колее решений, потерявших свою выгоду. Если даже систематически верные инициативы по публичному неприятию механизма индивидуальных санкций в обход всех международных институтов приводят к усилению конкурента на жизненно важном рынке в разгар экономического кризиса (выход Ирана на нефтегазовый рынок), то куда более спорные внешнеполитические акции могут произвести на государство эффект «гонки вооружений» времен холодной войны.
Стремление постоянно пребывать в статусе дирижера, оркеструющего дискурс на международной арене, поддержание приобретенного за последние два года имиджа актора с неожиданно серьезной внешней политикой не должно становится самоцелью. Задавать фарватер на международной арене стоит так же дорого, как и находиться в кильватере этого процесса.
В данном контексте стоит положиться на работу по российским дипломатическим каналам, поскольку успех отечественной дипломатии в двусторонних встречах и на таких площадках, как Женевские переговоры по режиму прекращения огня в Сирии, позволяет легитимировать статус великой державы, одновременно увеличивая жизненно важный ресурс доверия, который уже был упомянут выше. Однако это не единственный вектор для перспективного развития.
Действия в соответствии с буквой и духом международного права – гарантия того, что очередной сильный и амбициозный игрок не начнет менять реальность под себя в условиях отсутствия адекватного ответа от «консолидированного международного сообщества». Такой подход к решению региональных и глобальных проблем следует постулировать для создания привлекательного образа страны, который, в свою очередь, сможет открыть столько дверей, сколько не смогут выбить даже ракеты системы «Булава».
