В начале XXIвека два крупных конфликта разрывали Судан. Первый, в Южном Судане, закончился в 2011 году созданием нового государства. Второй, в Дарфуре, несмотря на не меньшие боестолкновения и противоречия с центральным правительством, так и не встал на путь сепаратизма. Почему?
Европейские колонизаторы провели подавляющее большинство границ африканских государств без оглядки на этнические, культурные и религиозные различия. Но несмотря на абсолютное преобладание в Африке полиэтнических и полиплеменных государств, сепаратизм на «Черном континенте» получил небольшое распространение. Центральные правительства после деколонизации жестко подавляли сепаратистские движения, возникавшие на такой благодатной почве, опасаясь дестабилизации всего континента[1].
Однако потенциал к возникновению сепаратистских движений до сих пор присутствует в разных частях Африки. Судан предоставляет тому наиболее яркий пример в виде отделения «традиционно» мятежного региона страны – Южного Судана. Второй мятежный регион – Дарфур – имеет целый ряд предпосылок, говорящих о большом сепаратистском потенциале.
Во-первых, существуют два недавних и географически близких к региону примера успешной борьбы за создание независимых политических образований. Эритрея и Южный Судан показывают реальную возможность отделения после долгой борьбы и могли бы послужить образцом действий для региональной политической элиты Дарфура.
Во-вторых, повстанческие движения в Дарфуре в своей борьбе против центрального правительства имеют большую моральную и материальную поддержку и со стороны международного сообщества, и из непосредственно соседних государств региона (Чад, Южный Судан). Учитывая непопулярность режима Омара аль-Башира в международном сообществе, называвшего действия лояльных правительству войск геноцидом[2], стремление региона к независимости вызвало бы как минимум понимание.
В-третьих, регион Дарфур имел продолжительный опыт собственной государственности. Султанат Дарфур, существовавший с XVIв. до 1916 г.[3], мог бы стать удобным историческим прецедентом для идеологической мобилизации, направленной на создание отдельного государства.
С одной стороны, имеется достаточно поводов и предпосылок, чтобы региональная элита могла взять курс на сепаратизм – хотя бы в целях большего давления на центральное правительство. С другой, есть данные только об одной небольшой политической группировке, заявившей в качестве своей цели отделение от Судана[4]. Почему сепаратизм возобладал в Южном Судане, но не выразился в Дарфуре хотя бы в заметном политическом движении?
Раздробленность региональной элиты Дарфура делает едва ли возможной ее оценку в целом, поэтому приходится рассматривать ее политическую позицию на уровне крупнейших политических организаций. Я выбрал для анализа «Движение за справедливость и равенство» (JusticeandEqualityMovement, JEM; ДСР), поскольку она является одной из крупнейших повстанческих группировок, и ее политическая позиция наиболее полно выражена в ряде политических деклараций.
Говоря о повстанцах в Дарфуре, первое, что стоит отметить, это отсутствие доминирующей или объединяющей большинство группировки. Регион разрывают продолжительные и неразрешимые противоречия в виде трайбализма и междоусобной борьбы за истощенные локальные ресурсы. Местные племена разделяются на арабские и африканские, оседлые и кочевые, не говоря уже о собственно межплеменных противоречиях. Центральное правительство использует эти противоречия, чтобы «стравить» между собой местные группировки[5]. Все это делает невозможным объединение региональной элиты для организованной постановки вопроса об обособлении Дарфура. Однако сразу отмечу, что этот факт не устраняет вопроса о сепаратизме на уровне отдельных группировок.
ДСР, например, официально выступает за преодоление племенных и внутринациональных различий, чтобы сфокусироваться на преобразовании Судана как целого[6]. Фактически же ДСР представляет собой движение племени загава. Эта племенная замкнутость является одним из ключевых препятствий на пути взаимодействия с другими оппозиционными группировками.
Если мы возьмем для сравнения Южный Судан – то там не было таких крупных локальных противоречий, что позволило стать Суданскому народно освободительному движению господствующей и объединяющей силой во время второй гражданской войны. Только после обретения независимости и исчезновения фактора общего врага в движении произошел первый серьезный раскол, вылившийся в идущую с 2013 г. гражданскую войну.
Вторым важным фактором является традиционная настроенность африканских государств против открытой поддержки сепаратизма на континенте, что делает невыгодным для повстанцев официально стремиться к отделению. Вместо этого гораздо более выгодной стратегией для них представляется давление на правительство с целью получения преференций, хотя и в рамках одного государства с главенством Хартума. Тем более что в этом случае они могли бы заручится открытой международной поддержкой.
В случае Южного Судана легальная возможность выхода из страны появилась лишь в 2005 г. вместе с Найвашским мирным соглашением, подписанным при международной поддержке. Однако эта возможность представляла собой скорее крайний вариант развития событий. Договор в первую очередь имел общую установку «сделать единство страны привлекательным»[7]. Речь шла об увеличении представительства южан в общенациональных институтах власти. Но важнейшие интересы южан зачастую попросту игнорировались, подталкивая южан к более радикальному решению проблемы, что и было использовано в результате референдума 2011 г.
В-третьих, возвращаясь к ДСР, не последнюю роль в отказе от сепаратизма как политического курса играет исламистская идеология этой группировки, сформировавшаяся под влиянием Хасана ат-Тураби. Повстанцы ДСР, согласно их декларациям, представляют себя общенациональным движением и стремятся к восстановлению справедливости и «истинно» исламского порядка в рамках всей «суданской нации», а не в виде отдельного государства[8]. В этом плане мы наблюдаем разительный контраст с Южным Суданом, где местные группировки защищали интересы христианского и языческого населения, и выступали от имени Южного Судана.
Мы можем в итоге сказать, что главной целью локальных элит в виде ДСР являлось если и не смена всего суданского правящего класса, то компромисс с правительством в Хартуме. В этом случае Дарфуру будет предоставлено больше различных ресурсов и преференций, а местная политическая элита получит возможность занять свое место в центральных институтах власти. Так что сепаратизм в Дарфурском конфликте так и не получил сколь-либо значимого распространения, оставшись в виде нереализованного потенциала.
[1]Thomas C.G. Secession and Separatism in Modern Africa // The Palgrave Handbook of African Colonial and Postcolonial History. NY, 2018. P. 752.
[2]Gérard P. Darfur: The Ambiguous Genocide. Cornell University Press, 2005.
[3]Поляков К. И. История Судана. XXвек. М., 2005. С. 36-37.
[4]Кудров Е. А. Судан на перепутье: война или мир? М., 2009. С. 162.
[5]Кудров Е. А. Конфликт в Дарфуре: основные причины и тенденции. М., 2008. С. 34-36.
[6]The Black Book: Imbalance of Power and Wealth in Sudan. [Электронный ресурс] URL: http://www.sudanjem.com/sudan-alt/english/books/blackbook_part1/book_part1.asp.htm.
[7]Кудров Е. А. Судан на перепутье: война или мир? М., 2009. С. 85.
[8]The Black Book: Imbalance of Power and Wealth in Sudan. [Электронный ресурс] URL: http://www.sudanjem.com/sudan-alt/english/books/blackbook_part1/book_part1.asp.htm.
